Тзигони задумчиво разглядывала башню из зелёного мрамора, пытаясь представить, как тут жила мать и чем по мнению Дамари Эксчелсора и законов Халруаа она тут занималась. Она мотнула головой, отгоняя тревожные мысли, и потопала к калитке. Слуга поинтересовался именем, причиной визита, а вернулся уже в сопровождении худощавого лысеющего мужчины.
Невзрачный незнакомец совсем не был похож на владыку башни, но он протянул руки в традиционном приветствии волшебника, принимающего в гостях собрата по ремеслу.
Так вот он какой, Дамари Эксчелсор, чудовище, которое всю свою жизнь она знала не иначе как «муж матери». Прежде, чем девушка успела открыть рот, маг остановился, словно вкопанный, и начал пристально всматриваться. Самообладание ему вернулось быстро, и он склонил голову, будто перед волшебником хоть и менее опытным, но выше рангом.
Тзигони даже не знала, что её поразило больше: что Дамари Эксчелсор явно признал в ней дочь Кетуры, или что он не стал действовать нахрапом. Бурные приветствия, любая попытка претендовать на что-либо – и девушка удирала бы уже по улице прочь. Осмотрительности Тзигони научилась от матери. Может, этот мужчина знал Кетуру достаточно, чтобы придать важности этой встрече.
Она показала талисман Кетуры, достав его из сумки.
Долго и в молчании Дамари изучал медальон. Когда он снова перевёл взгляд на девушку, тот излучал тепло.
– Пойдём в сад, дитя. Уверен, у тебя много вопросов.
Она проследовала за ним ухоженными тропинками, слушая его рассказы о свойствах растений. Он казался невероятно сведущим в травах и тактичным достаточно, чтобы дать ей привыкнуть к себе. Вопреки собственному желанию Тзигони была впечатлена.
– Я готова говорить, – возвестила она.
– Тогда поговорим. – Он кивнул на скамейку в небольшой беседке и сел рядом: – Спрашивай, не стесняйся.
– Кетура исчезла из города в тот же самый день, когда звёздозмеи съели зелёного мага.
– Всё так, – грустно кивнул он.
– Вы думаете, это она сделала? Призвала звёздозмеев?
– Со всей откровенностью, я не знаю.
– Вы не присоединялись к поискам? – прищурилась Тзигони.
Дамари колебался.
– Пойми, что, отвечая откровенно, я передаю свою жизнь в твои руки. Если ты замыслила зло против меня, то услышанное будет тебе на руку. Да, я искал Кетуру, – продолжил он, не дожидаясь её реакции, а тем более заверений в безопасности. – Я нанимал следопытов прочесать дикую местность, прорицателей творить заклинания и предсказывать по полёту птиц. Сотни достойных доверия торговцев разнесли во все концы страны послание с обещанием награды за возвращение беглянки. Я так действовал из-за любви к ней. Если бы я только нашёл её, я бы обеспечил ей безопасную жизнь вдали от Халруаа и лучший уход, который можно купить за богатства Эксчелсоров.
– Уход? – эхом откликнулась Тзигони. – Она была больна?
– Она готовилась выносить ребёнка-джордайна, – с готовностью признал он. – Мы были избраны для этой цели, но Кетура не тот человек, который полагается на случай. Она принимала снадобья, чтобы быть уверенной, что её ребёнок станет самым могущественным из когда-либо живущих джордайнов.
У Тзигони защемило в груди. Она что же, выходит, неудавшийся джордайн? А почему, к дьяволам, и нет? За свою короткую жизнь она срезала кошельки, участвовала в уличных выступлениях, выращивала бехиров, перепробовала ещё с полсотни других занятий одно необычнее другого. Найти что-то новенькое было бы сложно.
И это порождало дурное предчувствие. У неё сопротивляемость магии, сообразительность и острый язык. Но в отличие от настоящих джордайнов у неё ещё и талант волшебника. В результате получался потенциальный маг, способный колдовать, но почти невосприимчивый к контрзаклинаниям. Стоило ли удивляться, что бастардов волшебников считают опасными?
– Этот процесс разрушал её магию и стирал воспоминания, – продолжал Дамари. – Я молил её прекратить, но она была полна решимости. Очень упрямая женщина, моя Кетура.
И это было похоже на правду. В последних воспоминаниях Тзигони мамина магия была тающей и ненадёжной. Вполне возможно, это вызвано зельями, которые принимают женщины чтобы родить джордайна. Но даже так. Кетура была бы жива, не вмешайся Кива.
– Вы знали Киву, – продолжила расспрос Тзигони. – Вы нанимали её искать мою маму?
Молчание Дамари затянулось.
– Да, к моему безмерному стыду и сожалению. У неё были таланты, которые я посчитал полезными. Ни один человек не будет знать лес лучше эльфа.
– Но маму поймали в городе!
– Да, это так, но поиски были долгими. – Дамари не стал развивать мысль. Этого и не требовалось: всё раннее детство Тзигони было отмечено теми долгими поисками. – Кива предала меня и убила твою мать. Она рассказала мне, что и ребёнка Кетуры убила тоже. Она посмеялась надо мной и дала медальон как доказательство.
– Вы искали мести?
– Нет. – Казалось, это признание тяготило его. – К тому времени Кива стала инквизитором Азута – магом-гончей. Я бы мог потягаться с кем-то из них, но скорее всего ничего бы не добился кроме поражения и позора. – Дамари устало вздохнул: – Со всей откровенностью, я никогда не входил в число величайших волшебников Халруаа. Кетура могла бы, если бы не погибла от руки Кивы. Я оценивал свои шансы с оглядкой на провал более сильного волшебника. Понимаешь, законы Халруаа – это надёжная защита, но иногда это и мрачная крепость. Изредка деспот вроде Кивы прячется за ними, набираясь могущества. Законы способствуют и помогают ему, во всяком случае, какое-то время.
– Ну, это время уже прошло, – заметила Тзигони.
– И в том твоя немалая заслуга. Кетура бы тобой гордилась, – задумчиво улыбнулся Дамари.
Тзигони резко встала:
– Мне пора идти.
Волшебник участливо нахмурился:
– Ты счастлива в башне лорда Баселя? Он замечательный человек, тут невозможно обмануться, но я не уверен, что путь Призывающего лучше всего подходит для твоих талантов. Всё-таки твоя мать была мастером школы Воплощения. Ты можешь испробовать разные направления Искусства, прежде чем решишь сосредоточиться на чём-то одном.
– Замечательная мысль, – сказала она небрежно, уже зная, к чему идёт. Не один уже волшебник хотел переманить её к себе в ученики.
Он слабо пожал плечами:
– Я волшебник-универсал умеренных талантов, но я выучил много заклинаний от твоей матери. Если пожелаешь, я с радостью передам их тебе. Не как учитель – у меня нет преподавательских способностей Баселя – а в подарок, как дань уважения твоей матери.
– Я поговорю с Баселем.
Её согласие стало неожиданностью для обоих. Дамари моргнул, а потом отвернулся, чтобы незаметно смахнуть слезу.
Всю жизнь Тзигони считала потерю Кетуры своей личной болью. Ни разу ей и мысль в голову не приходила, что эту ношу можно разделить с мужем матери.
– Завтрашний день подойдёт? – неожиданно спросила она.
Дамари оживился:
– Если это устроит твоего учителя.
Что-то в его тоне насторожило Тзигони.
– А почему нет? У Баселя есть какая-то причина отказать?
– Не совсем, – медленно ответил он. – Басель и Кетура были друзьями детства. Думаю, он считал их отношения нечто большим. Сейчас в это сложно поверить, глядя на него.
– Ой, не думаю. – А вот Тзигони отменно представляла, каким молодой Басель мог оказаться хорошим товарищем и заговорщиком. – Почему же из этого ничего не вышло?
– Волшебники не в праве выбирать, с кем заключать брак. Лорд Басель происходит из древнего рода Призывающих, и думалось, что он продолжит семейную традицию с женщиной своей школы. До меня доходили слухи, что он подавал прошение в совет, чтобы предписанную партию пересмотрели, но получил отказ. Если он держит на меня обиду, то я его в том не виню. – Дамари сделал паузу, чтобы грустно улыбнуться: – Волшебники редко бывают счастливы в браке так, как был я. Я любил твою мать, Тзигони, и мне потребовались долгие годы, чтобы примириться с тем, что её больше нет. Но её дочь жива. Это даёт мне больше счастья, чем я надеялся обрасти.
Он предлагал ей материнские заклинания, ничего не прося в взамен. Это ей нравилось.
– Большинство заклинаний Кетуры предполагают вызов существ, – продолжал Дамари. – И именно поэтому нам лучше бы практиковаться вне городских стен. Так мы меньше рискуем случайно призвать сторожевого бехира или фамильяра волшебника. Давно уже я не покидал башню. Короткое путешествие прекрасно поспособствовало бы нашей задумке, но я не уверен, что смогу всё правильно организовать.
Это было то, в чём Тзигони отменно разбиралась.
– Я вернусь утром. Позаботьтесь о паре добрых башмаков и пошлите в Наёмные Мечи Филорги за несколькими сопровождающими. А остальное предоставьте мне.
– И ты сможешь подготовиться к путешествию к завтрашнему утру? – удивился он.
– Конечно, – сверкнула зубами Тзигони. – У меня на сборы и меньше времени бывало.
Ироничная улыбка тронула губы волшебника: он понял намёк.
– Похоже, я в какой-то мере причастен к тому, что ты такая шустрая. Пусть же отныне и вовеки наши благословенные Мистрой встречи будут одной лишь радостью без огорчений.
– Да ну, – возразила она, поднимаясь, и когда Дамари вопросительно изогнул бровь, добавила: – За эти годы я много о чём молилась. И могу быть с вами честной: благословение, в котором хорошего и плохого понемногу – тоже сгодится.
Дамари довольно улыбнулся:
– Тогда ты воистину дочь своей матери.
***
Золотой солнечный клин робко пробивался сквозь кроны леса, знаменуя, что половина утра уже прошла. У открытых дверей подорожной хижины, которая возвышалась над линией деревьев, стояли Маттео и Яго, пристально вглядываясь то в сторону Орфамфала, а то – диких земель, известных как Нат.
– Темо уже пора быть тут, – проворчал Маттео. – Может, поискать его?
– Мы будем ждать здесь, – твёрдо ответил невысокий джордайн. – Может, ему пришлось задержаться. Тогда, оставив условленное место, мы наверняка разминёмся.
Маттео кивнул, соглашаясь:
– Я исследую местность, а ты останешься ждать его здесь.
Он свистом подозвал коня – чёрного жеребца по имени Цирик Третий – и вскочил в седло прежде, чем Яго успел возразить. Ударив пятками коня в бока, юноша направился по пути, что вился среди крутых холмов, через сосны и скалы.
Ранее он обмотал копыта лошади тряпками – не только чтобы защитить их от чёрных камней и обломков скал, но и чтобы приглушить звук передвижения. И эти предосторожности принесли плоды: Маттео скакал достаточно тихо, чтобы уловить отголосок небольшого сражения милях в трёх от него.
Джордайн подъехал так близко, как только решился, после чего соскользнул с лошади, достал оружие и тихо прошёл остаток пути к небольшой поляне.
В яростной битве сошлись два необычных противника. Серокожая уроженица Дамбрата, похожая даже не так на женщину, как на смертоносную тень, с рычанием скалилась, мечом и моргенштерном молотя мужчину, ещё более странного, чем она. Солнечные лучи сверкали на хрустальных кинжалах. Ручейки пота – или может быть прозрачной крови – стекали по призрачному лицу.
– Андрис, – прошептал джордайн.
Удивление минуло быстро. Андрис был среди лучших известных Маттео бойцов, но и теневые амазонки славились жестокостью и коварством. Не смотря на приострённые уши и высокие скулы, в кринти ничего не было от изящества эльфов. Маттео видал варваров, которые таскали на себе меньше оружия и не могли похвастать такой мускулатурой.
Прорычав вызов, Маттео вскочил на ноги и приготовился драться на стороне друга. Серая тень развернулась к нему лицом. Ножны-близнецы качнулись на её бёдрах. В три быстрых шага она подскочила к нему, в леденисто-голубых глазах читалось обещание смерти. Её меч сверкнул вниз и наискось, чтобы за миг просвистеть быстрой, смертельной дугой к его шее. И одновременно её моргенштерн – длинная цепь, с шипованным шаром на конце – качнулась в сторону и понеслась в противоположном направлении, по восходящей. Вместе оружие кринти творило смертоносный союз, который не давал возможности уклониться или отступить.
Отступление было последним, о чём думал Маттео. Он прыжком сократил дистанцию, вгоняя кинжал в изогнутую гарду меча кринти. В руку пришёлся мощный удар, дрожью отдаваясь дальше по спине, но джордайн не позволил боли замедлить его контратаку. Со всей силой он надавил вверх, сначала сдерживая продвижение меча, а потом и поднимая сцепленные клинки. Сам он нырнул вниз, под оружие, заставив и противника повернуться следом – теперь они оказались спина к спине. Благодаря большему пространства для движения, он ещё дальше отпихнул оружие, заставив женщину разжать хватку тогда, когда манёвр вынес его внутрь траектории моргенштерна.
Меч кринти звучно хлопнулся на каменистую землю. Маттео оскалился из-за того, что цепь прошлась ему по бедру, но настоящая опасность – шипованный металлический шар – с тошнотворным звуком хлюпнул по ноге противника.
Маттео быстро опустил кинжал и ткнул им в серую руку. Кринти зарычала и выпустила моргенштерн. Джордайн тут же отпихнул цепь в сторону и сам крутанулся вбок, сделав подсечку в воздухе. Удар пришёлся чуть выше коленной чашечки воительницы. Та тяжело упала на четвереньки. Быстро придя в себя, она оттолкнулась от земли и вскочила на ноги, не обращая внимания на кровь, льющуюся сквозь продырявленные моргенштерном кожаные штаны.
Джордайн подхватил брошенный меч, оставив привычный кинжал как оружие левой руки. Он уже убедился, насколько важна дистанция, а ничего из собственного оружия джордайна не могло противостоять мечу, который теневая амазонка носила у левого бедра.
Кринти извлекла меч – близнец того, который держал Маттео – и ловко выписала им несколько кругов. Хотя её движение больше походило на ритуал, джордайн был не настолько глуп, чтобы попытаться это повторить. Меч был тяжёлым и странно сбалансированным. Кринти знала оружие, халруаанец – нет.
Маттео отступил и пару раз взмахнул клинком на пробу. Центр тяжести был непривычно смещён к острию – выбор в пользу увеличения силы удара; оружие для того, кто вынослив и безжалостен. Джордайну совсем не улыбалась перспектива сражаться с воином-кринти таким непривычным мечом.
Дамбратка пришла в движение. К удивлению Маттео, она подбросила меч в воздух. Клинок кувыркнулся в полёте и упал бы остриём вниз, если бы она не поймала его в полёте, схватившись за середину лезвия. Кровь заструилась между её побелевших костяшек пальцев. Она посмотрела в глаза джордайна, презрительно усмехнулась, сплюнула. А затем направила оружие себе в грудь и обеими руками вогнала его в сердце.
Последние силы она вложила в то, чтобы оттолкнуться назад, как будто не желала упасть ничком. Она тяжело свалилась, раскинув руки. Окровавленные ладони судорожно сжались в кулаки, медленно раскрылись и обмякли.
Долго, ошарашено Маттео смотрел на мёртвую воительницу.
– Это их традиция, – тихо сказал Андрис. – Кринти, если чувствуют себя опозоренными, предпочитают смерть бесчестью. Дикий они народ, но гордый.
Маттео медленно обернулся к другу:
– Откуда ты это знаешь?
– Это Нат, – Андрис рукой очертил широкий круг, будто охватывая этот холмистый дикий край. – Если ты хочешь здесь выжить, должен знать его опасности.
– Это не значит присоединяться к ним! – возразил Маттео. – Боги милосердные, Андрис, что ты творишь?
– То, что считаю нужным, – призрачный джордайн поджал губу. – Уходи и оставь меня в покое.
– Ты же знаешь, я не могу. Киву следует найти и остановить. Разбойники-кринти – моя единственная ниточка к ней.
Уже произнося это он знал, что слова эти – ложь. Непроницаемое выражение призрачного лица Андриса вынуждали Маттео принять всю горькую правду.
– Ты снова сражаешься на стороне Кивы, – не мог поверить он. – И вместе с трижды проклятыми кринти! Андрис, что же способно оправдать такой союз?
– Халруаа, – тихо ответил тот. – Мои клятвы джордайна. Несправедливость, учинённая моим эльфийским предкам.
– Кива предательница Халруаа. Как можно служить стране, следуя за тем, кто её предал?
– Не суди меня, Маттео, – предупредил Андрис. – Ради добра нас обоих, не препятствуй мне.
На какое-то мгновение Маттео замер, раздираемый собственным противоречиями лояльностей, и видя мольбу в глазах друга. Он медленно отбросил меч кринти. Улыбка облегчения и грусти коснулась лица Андриса, но тут же исчезла, когда Маттео достал джордайнские кинжалы.
– Андрис, возвращайся со мной, – произнёс он спокойным голосом.
В ответ призрачный джордайн извлёк собственный кинжал и принял защитную стойку.
Маттео решил попробовать в последний раз:
– Ты мне друг, я не хочу с тобой сражаться!
– Ничего удивительного. Ты редко побеждал.
Андрис выбросил руку вперёд. Молниеносным парированием Маттео остановил кинжал, но не он был настоящим оружием Андриса. Свободной рукой он швырнул горсть искрящегося порошка в лицо Маттео.
Это обернулось взрывом невообразимой боли. Она опалила джордайна, ослепила его. Маттео уронил кинжалы и попятился, прижав руки к глазам, чтобы унять раскалённую добела боль.
Со странным чувством отстранённости Маттео отметил удар по рёбрам. По сравнению с кричащей болью в глазах это было шепотком, но тело ответило на это, согнувшись в поясе. Два быстрых точных удара сзади по шее заставили землю взмыть вверх ему навстречу.
Будто издалека Маттео услышал голос Андриса, казалось, наполненный сожалением.
– Действие порошка быстро пройдёт. А до этого постарайся сильно не тереть глаза. И не преследуй меня, Маттео. Иначе в следующий раз я могу тебя и не отпустить.
***
Сидя на скалистом уступе, высоко над поляной, Кива наблюдала за поединком Андриса и Маттео. Губы эльфийки изогнулись в усмешке, только она увидела падение джордайна. Как она и подозревала, Андрис принадлежал ей. Совсем как кринти, он так носился со своими эльфийскими корнями, что все прочие соображения меркли. Это было предельно ясно по тому, что Андрис выступил против джордайна, своего лучшего друга.
И для Кивы это значило больше, чем она хотела бы признать. Она выбрала Андриса до того, как узнала о его происхождении и потому, что он был не Маттео. О происхождении последнего ей было известно давным-давно. То, что они с Андрисом друзья, волновало эльфийку, как и эта странная дружба Маттео с Тзигони. Ночные грёзы Кивы не раз обрывались из-за страха, что эти трое были связаны предназначением, которое никто из них не мог до конца постичь.
Эльфийка спустилась в лагерь кринти и позвала Шанаир. Описав джордайна, она поручила предводительнице взять воинов и заманить Маттео со товарищи в холмы призраков. Люди должны были остаться в живых, подчеркнула она, до тех пор, пока Шанаир не получит других указаний.
Как только предводительница кринти дала недовольное согласие, Кива взяла шар для прорицаний и ушла искать тихое место для разговора с одним волшебником. Она не поддерживала с ним связь уже много лет и отыскать его среди серебряных нитей волшебного Плетения было непросто.
Подготовка заклинания заняла у Кивы почти всё утро. Но даже так, волшебник затянул с ответом. Эльфийка презрительно скривилась, когда, наконец, появилось лицо мужчины. Время неласково обошлось с этим человеком. Он был худым и лысеющим, а вороватое выражение лица делало его похожим на облезлого хорька.
– Проклятие, Кива! – зашипел он. – Спустя столько времени, ты умудрилась выбрать именно этот момент?
– Неприятности, любовь моя? – усмехнулась она. – Я-то и подумать не могла, что ты способен разродиться чем-то интересным.
– Где ты была? Что происходит?
– Не сомневаюсь, ты уже слышал о моей поимке в болотах Ахлаура.
– Да, и что тебя выдворили из церкви Азута. Уверен, это разбило тебе сердце.
Кива презрительно рассмеялась:
– Да, но моя вера в людского так называемого Владыку Магии будет поддерживать меня в эти нелёгкие часы. Хватит сюсюкаться. Битва близится, мы должны выпустить всё оружие или крах неминуем! Ты должен сотворить призыв, который мы подготовили.
– Ты же знаешь, я не могу, – покачал головой волшебник. – После несчастного случая с бесёнком Кетура связала меня клятвой не призывать созданий, которых я не могу понять или контролировать. Волшебник, нарушивший слово-клятву, неминуемо умрёт!
Эльфийка изогнула изумрудную бровь:
– Я бы с этим прожила.
– Конечно, а я – нет. К счастью, этого и не потребуется.
Золотистые глаза Кивы сверкнули.
– Девчонка у тебя?
– Держу её в руках, – похвалился Дамари Эксчелсор. Он бегло рассказал о событиях прошедших нескольких дней и о новых отношениях с Тзигони. – Сейчас мы едем на север. Эта безотцовщина ещё не выучила нужное заклинание, но к прибытию в Нат мы это поправим.
– Да ты молодец, – заметила Кива. – Такая неожиданность! Эта Тзигони – смышлёная маленькая зараза, не имеющая повода тебе доверять. Как ты заполучил её поддержку?
– Небольшое новшество. Когда было возможно, я старался говорить правду. Обвинения против Кетуры стали достоянием общественности, так что их было легко проверить. Потребовалось немного хитрой магии для того, чтобы убедить девчонку и джордайна Маттео в неподдельности моего характера и добрых побуждениях.
– А тут ты лжёшь, – съехидничала эльфийка. – Во-первых, не такой уж ты и умный. Во-вторых, нет у тебя характера, вообще никакого, ну а в-третьих, добрыми твои побуждения сроду не были. А к тому же, ни на Маттео, ни на Тзигони невозможно повлиять при помощи магии.
– Так заклинание наложили не на них, а на меня! Помнишь Кетурин талисман? Тот, что защищал владельца от меня и моих слуг? Я воспроизвёл его. Попросил Маттео передать Тзигони копию, а сам ношу оригинал.
Презрение исчезло с лица эльфийки.
– Он защищает тебя от тебя же самого.
– Именно так, – гордо подтвердил Дамари. – Поскольку девчонка и джордайн нынче наибольшая угроза на пути к успеху, амулет защищает меня тем, что не позволяет раскрыть мои истинные цели и побуждения. – На лице волшебника расцвела самодовольная улыбка. – Если ты хочешь извиниться за насмешки, я это благосклонно выслушаю.
– Просто притяни девчонку в Нат, и как можно быстрее. Не забудь проследить, чтобы по дороге она выучила заклинание призыва!
Кива накрыла ладонью шар, сгоняя образ злорадного хорька в человеческом обличье. Она сунула устройство для наблюдений в сумку и стала спускаться по крутому ущелью, ведущему к хорошо защищённой долине.
Земля тут не родила ничего кроме серебристого лишайника и была ровной кроме одинокой конусообразной насыпи, возвышающейся метров на двадцать на фоне серо-голубого неба. Разбросанные тут и там рваные обломки скал походили на следы давнего взрыва. Таких мест в Нате было несколько. Это было наименее пугающим и потому лучше всего подходило для теперешних замыслов Кивы.
Она подошла к холму и осторожно коснулась покрытого мхом склона. Она ощутила слабое подергивание, не особо внятное жужжание магии, силы и древнего, первородного зла. Кива, несмотря на всё то, что она пережила, и то, какой она стала, задрожала от ужаса.
Неуверенно, вот как бы мальчишка посвистывал на кладбище, она начала напевать зловещую мелодию, песню, что некогда эхом катилась среди пустошей и ущелий Халруаа. В этом действе смешивалась бравада и отчаяние. Вся её кожа покрылась мурашками; зло под ладонью эльфийки холодило её как прикосновение недоброго призрака.
Кива не прервала песни, готовясь к испытанию, которое возможно выпадет ей. Всегда оставалась возможность, что дочь Кетуры не справится с заданием, для которого её родили.
Кива пела, пока горло не пересохло и не взялось судорогой, а жужжание магии холма никак не изменилось. Тогда эльфийка смолкла, непонятно даже: разочаровано или с облегчением. Как ей однажды объяснила Кетура, впечатляющая глупость призывать существ, которые нельзя понять или контролировать.
Никто не понимал Неблагой Двор – фей с населённых призраками перевалов и диких мест Халруаа. Скрытые пути вели в потусторонний мир Неблагого Двора – злое место, находящееся не совсем в этой реальности. Немногие из него возвращались. Даже кринти боялись тёмных фейри настолько, что удирали при первых звуках их песен.
Вот почему Киве не обойтись без этого заклинания.
Включить кринти в план было всё равно, что пригласить крыс в амбар с неохраняемыми припасами. Мерзкие серые создания – всё равно, о двух ногах или о четырёх – одинаково не пожелают уйти, выполнив отведённую им задачу. А вот появление тёмных фейри заставят Шанаир и её мускулистых сестёр стремительно удирать назад в Дамбрат.
Как знала Кива, никто не дерзал призвать фей Неблагого Двора, и ещё меньше желающих было их контролировать. Десятилетия изучения магии тёмных эльфов подкинули ей одну догадку о феях: существовала легенда, что предки дроу юга обрели свои знания в плену у злых фей, к их стыду и проклятию.
Как бы то ни было, годы работы принесли свой урожай – заклинание. Но оказалось, что исследование это одно, а талант – другое. Ни Дамари, ни Кива не имели способностей к призыванию. У Кетуры талант был, да ещё такой, что очень немногие халруаанцы достигали подобных высот. Увы, но упрямая девка-магичка ничем не могла помочь Киве в достижении её целей. Зато Кива, будучи эльфийкой, могла сплести затяжную интригу, чтобы обойти эту преграду.
Она оглянулась на восток, где дикие укрытые снегами горы вздымались частоколом между Халруаа и пустошами. Она не могла видеть войска, собирающиеся на равнинах, как не мог их видеть и ни один халруаанский волшебник.
Это было неожиданной добавкой к её вторжению, но она ловко использует это. Почти два столетия Кива составляла, подправляла и усиливала свой план. Несколько невнятных недочётов оставалось, но она уже доказала способность справиться с неудачами.
Настал час гибели Халруаа. Не хватало только одного волшебника, чтобы завершить разрушение.
Настал час возвращения Ахлаура.